в форме иерусалима

[markovskaya1]

 

Анатолий  Найман:

 

 

– Чё те надо? – Ниче? – А ты кто? – Да никто.
– И иди, куда шел! – А ты зря языком-то не брякай...
На скрещенье аллей он сдвигает за плечи пальто
и снимает с запястья и прячет часы перед дракой.

            И немедленно времени славу и скорбь
в тупики загоняет, как если бы маятник сбился
с амплитуды. И полый, не гнет позвоночника горб
из сукна, и что толку махать кулаками из гипса.

            Где такое бывает? Да, в общем, везде.
Иногда. А всегда, то есть где только так и бывает,
это роща из мягкого камня, и в каждом гнезде
чей-то глаз все, что есть, и заснять и забыть успевает.

            В данном случае вспышек и лиц канитель –
тоже время, но в виде стирания черт и привычек
на дорожках, где лампочек столько же, сколько людей,
не считая субботних свечей, зажигалок и спичек.

            Ну а тот – он мне правда грозил, или лгал?
Или ложь и угроза – две ноты с соседних линеек?
А беззвучье, безмузычье суть иудейский загар –
он не сходит на нет никогда, разве только бледнеет.