Феликс Хармац мой друг. Скажете – мало? До фига это, ребята. Жизнь подбрасывала нелегкие ситуации, трагические даже. И все мои – близкие, с которыми пуд соли, хлеба горбушку, бла бла бла, искренне ахали, сочувствовали, говорили «держись, че надо – обращайся, мы с тобой»… А Феликс, много не говоря, просто брал и греб мое горе в две руки, словно б это его проблема, словно б я ему не случайная знакомая… Благодарности моей – нет и не будет предела, Фил, я – должник твой, вовеки веков, аминь тут.
А еще он поэт, безо всяких там дураков. Со словом работает, как ювелир – тщательно, аккуратно, бережно. Сохраняя при этом ироничный взгляд и отменный вкус. Сейчас вот тут одно из любимых моих опубликую:
Старуха
Сквозь утро в жакетике сером,
Укором расхожей молве,
Старуха-процентщица сквером
Бредет с топором в голове.
Горька чужеродная ноша,
Тревожно глядит воронье
И северный ветер ерошит
Остатки прически ее.
Деревья стоят по уставу,
Последней листвою дрожа;
И старчески ноют суставы,
И обух подернула ржа.
К чему все земные проценты
И знаки монетных дворов?
Планида ее абстинентна
И тонус не очень здоров.
Зачем, негодяи и вруши,
Обертками снов шебурша,
Мы ставим в заклад наши души
И бьемся в плену барыша?
Ужель, чтобы после с досады,
О бедной душе отскорбев,
Махнуть топором по глиссаде,
Угробив старушку в себе?
Чтоб после вот так же вдоль сквера
Веками бродила она –
Прибитая нами химера,
Топорная наша вина.
Не лучше ль, сюжету переча,
Прервать опостылевший спор:
Шагнуть старушонке навстречу
И выдернуть гадкий топор?
Общественность нас не осудит
И вызовет даже «ноль три»…
Ведь что-то хорошее в людях
Еще сохранилось внутри!
А еще он поэт, безо всяких там дураков. Со словом работает, как ювелир – тщательно, аккуратно, бережно. Сохраняя при этом ироничный взгляд и отменный вкус. Сейчас вот тут одно из любимых моих опубликую:
Старуха
Сквозь утро в жакетике сером,
Укором расхожей молве,
Старуха-процентщица сквером
Бредет с топором в голове.
Горька чужеродная ноша,
Тревожно глядит воронье
И северный ветер ерошит
Остатки прически ее.
Деревья стоят по уставу,
Последней листвою дрожа;
И старчески ноют суставы,
И обух подернула ржа.
К чему все земные проценты
И знаки монетных дворов?
Планида ее абстинентна
И тонус не очень здоров.
Зачем, негодяи и вруши,
Обертками снов шебурша,
Мы ставим в заклад наши души
И бьемся в плену барыша?
Ужель, чтобы после с досады,
О бедной душе отскорбев,
Махнуть топором по глиссаде,
Угробив старушку в себе?
Чтоб после вот так же вдоль сквера
Веками бродила она –
Прибитая нами химера,
Топорная наша вина.
Не лучше ль, сюжету переча,
Прервать опостылевший спор:
Шагнуть старушонке навстречу
И выдернуть гадкий топор?
Общественность нас не осудит
И вызовет даже «ноль три»…
Ведь что-то хорошее в людях
Еще сохранилось внутри!